И кому это пришло в голову на курсах усовершенствования по рентгенологии преподавать ещё и организацию здравоохранения? «Здесь, в Харьковском институте, так принято!» — безапелляционно заявляет профессор, когда слушатели спрашивают его об этом. С этих лекций мы, конечно, сбегаем — я и Айварс — мой сосед по комнате. В последнюю минуту к нам, обычно, присоединяется Ира, которая тоже живёт в нашем общежитии. Тогда, в начале восьмидесятых, каждому из нас чуть за тридцать, а в этом возрасте статистика представляется невыразимо скучным занятием. К тому же стоит июнь, улицы полны зелени и солнечных бликов, и поливальные машины работают вовсю.

— Ну, мальчики, куда пойдем — в кино или в зоопарк? — спрашивает Ира, беря нас под руки.

— Лучше в зоопарк, — произносит Айварс, немного подумав, — это кино мы уже видели!

Айварс рижанин — высокий, светловолосый, неторопливый. По-русски говорит правильно, но с акцентом. Иру называет Ирель — наверно, так звучит по-латышски это имя. Фамилию же её — Вайнбиндер — он вообще произносит с трудом.

Про Айварса я знаю, что живёт он в самом центре Риги и работает в большой больнице. Когда я однажды поинтересовался, женат ли он, Айварс, вздохнув, ответил, что женат, но с женой «…нет согласия… и детей тоже нет…».

Аллеи зоопарка полны студентов, которые, наверно, прогуливают занятия. Некоторое время мы бродим, болтая о всякой всячине и, наконец, усаживаемся на скамейке около слоновника.

Неподалеку тётка с голубым ящиком на колёсиках продаёт эскимо. Айварс покупает три порции, одну вручает Ире, поклонившись и произнеся «Ирель!», а другую протягивает мне, разумеется, без всяких церемоний.

— Что ж ты слона мороженым не угостил, — смеётся Ира, — видишь, как ему хочется!

Слон и в самом деле подошёл совсем близко к ограде и выжидательно смотрит.

— Слоны мороженое не кушают, — отвечает Айварс, — они другое кушают!

В киоске позади нас торгуют пакетами с кормом для животных. Вскоре Ира уже угощает слона морковкой, Айварс же стоит рядом и держит пакет.

С некоторых пор я замечаю, что он, как говорится, положил глаз на Иру… Её же, по-моему, это совершенно не волнует.

— Фу, жара, какая! — произносит наша спутница, когда с кормлением слона покончено. — У нас, на пляжах, наверно, не протолкнуться!

Ира — быстрая, круглолицая, с чёрными кудряшками, — приехала из Одессы. Она замужем, но про свою домашнюю жизнь не рассказывает ничего.

— У нас тоже есть море, — произносит Айварс.

— Ну, сравнил, — смеётся Ира, — ежа и ужа! У вас в июне ещё холодно, а в августе уже холодно!

— Зато у нас янтарь есть! — невозмутимо парирует Айварс.

— А у нас ни моря, ни янтаря, — говорю я, — у нас только Москва-река, а в ней не везде искупаешься!

— Ну вот — бери жену с дочкой и в августе к нам,- предлагает Ира, — у меня подруга в пансионате работает, устроит — лучше не придумаешь!

— К нам тоже можно, — присоединяется Айварс, — от вас всего-то ночь езды!

Из зоопарка мы направляемся к метро, но по дороге заворачиваем в «Пингвин» — так называется кафе на Сумской.

— Кушать будете чи просто так? — интересуется пожилая официантка.

Мы здесь не впервые, и уже знаем, что «кушать» — значит заказать борщ и второе, а «просто так» — кофе или чай. Мы заказываем кофе, который в «Пингвине» варят превосходно. В углу зала притулился фотоавтомат, и, решив сфотографироваться на память, наша троица втискивается в кабину. Снимки готовы через несколько минут — три ленты, по одной на каждого.

— Ну и страшная же я здесь! — восклицает Ира, разглядывая себя на фото.

— Что ты, Ирель! — качая головой, произносит Айварс и прячет свою ленту в боковой карман.

Когда мы, наконец, добираемся до общежития, Айварс предлагает ещё немного погулять вокруг — видно, что ему не хочется расставаться с Ирой. Я же, хлопнув себя по лбу, вдруг вспоминаю, что мне нужно срочно зайти…на почту… Мой товарищ немедленно увязывается за мной.

— Погулял бы с ней, чего тормозишь? — говорю я, когда попрощавшись с Ирой, мы остаёмся вдвоём.

— Это неудобно! — произносит Айварс после минутного молчания.

— Ну и в чем же тут неудобство? — интересуюсь я, но в ответ он только пожимает плечами.

Как-то раз Айварс приносит три билета на органный концерт. От своего я сразу отказываюсь — орган — это, как говорится, не моя стихия — и они отправляются вдвоём.

— Ну как, ты доволен? — интересуюсь я, когда мой сосед возвращается.

— Не очень, — качает головой Айварс, — у нас в Домском соборе орган звучит лучше. Ирель сказала, что у них в опере тоже.

— Нет, ну причём тут орган! Вы что же целый вечер органы сравнивали? Ты её хоть раз поцеловал?

— Это неудобно! — качает головой Айварс и выходит на балкон покурить.

До окончания наших курсов остаётся всего ничего, когда Айварс уезжает на денёк-другой к каким-то своим приятелям, живущим в пригороде. И в это же самое время Ира получает телеграмму из Минска — её двоюродная сестра выходит замуж в ближайшую субботу. Наша подруга досрочно сдаёт экзамен, и в тот же вечер я провожаю её на вокзал.

— Айварсу привет передавай, — говорит она, когда мы стоим у вагона в ожидании посадки, — хороший он парень, всю жизнь о таком мечтала — спокойном, основательном. Жаль только — нерешительный!

— А я думал, тебе другие нравятся, ну, как бы это сказать — искромётные мужчины!

— Искромётный мужчина у меня дома есть, — морщится Ира, — в печёнках сидят его фокусы!

— Намекнула бы Айварсу сама!

— Нет, сама я не могу, — вздыхает моя собеседница, — выходит, не судьба!

И, уже стоя на ступеньке, грустно улыбается:

— Ничего, жизнь впереди длинная, все хорошо будет!

В общежитие я возвращаюсь около десяти. Айварс уже дома, на столе — гора пирожков и прочей домашней снеди, которой его снабдили знакомые.

— Давай поставим чайник и позовём Ирель! — весело говорит он, пожимая мне руку.

— А Ира уехала! — развожу руками я и пересказываю поскучневшему Айварсу наш разговор у вагона.

— Так и сказала? — хмуро спрашивает он.

— Так и сказала. Жаль, мол, что такой нерешительный!

Айварс сидит, насупившись, и вертит в руках спичечный коробок.

— Не сидеть, а действовать надо! — выпаливаю я. — Собирайся и дуй в аэропорт. Раньше Иры в Минске будешь. Купишь цветы и на вокзал. Она в седьмом вагоне!

Айварс вскакивает и начинает запихивать в сумку вещи. Потом вдруг останавливается и молча опускается на кровать.

— Ну и за чем остановка? — интересуюсь я.

— Не поеду, — качает головой он, — это всё не так просто!

С тех пор прошло без малого тридцать лет. Первое время мы с Айварсом поздравляли друг друга с Новым годом, а потом переписка оборвалась. Вскоре после возвращения из Харькова я собрался было написать Ире, но так и не смог найти листок с её адресом.

И вот недавно Айварс разыскал меня в скайпе. Он всё такой же, только поседел весь. И до сих пор ещё работает, впрочем, как и мы с женой — пенсия-то маленькая!

— Я теперь в деревне живу, — сообщает Айварс, — в Риге всё очень дорого! Приезжай на эти выходные, своими яблоками угощу! Подумаешь, всего ночь езды!

Наверно он забыл, что для такой поездки теперь нужна виза. Оформлять её — дело хлопотное и долгое.

Айварс рассказывает мне про свой сад, но вдруг, оглядевшись по сторонам, тихо спрашивает:

— Ты про Ирель ничего не знаешь?

— Нет,- качаю головой я, — а ты бы поискал её в скайпе. Меня же вот нашёл!

— Это неудобно! — вздыхает Айварс.

У меня вдруг появляется желание поговорить и Ирой, и в этот же день я легко нахожу её.

— Ну и бородищу ты отпустил, — смеётся она, — настоящий Дед Мороз.

Ира сидит на веранде, а вдалеке за её спиной синеет море.

— Ну, как жизнь у вас в Одессе? — интересуюсь я, но оказывается, что никакая это не Одесса, а город Ашкелон в Израиле.

— Слушай, — вспоминаю я, — а в новостях говорили — на вас там с юга ракеты падают.

— Случается! — кивает она.

— И как же вы?

— У нас комната есть, окнами в противоположную сторону, там и отсиживаемся. От осколков спасает, а в убежище не всегда успеваем.

— Ехали бы вы оттуда, ей богу!

— А куда ехать? В Одессе уже никого и ничего!

Она несколько минут молчит, а потом тихо спрашивает:

— Как там Айварс, не знаешь?

— Да вроде нормально — вчера только с ним болтали. Хочешь, координаты могу дать.

— Да нет, — грустно произносит Ирина, — пожалуй, не надо.

В это время откуда-то доносится визгливый мужской голос:

— Ирина! Ты долго трепаться будешь? Где моя рубашка в полоску?

Наверно, это тот искромётный мужчина, про которого она мне когда-то рассказывала.

— Достал, честное слово, — ворчит Ира, — придётся идти!

А я выключаю компьютер, отыскиваю в альбоме со старыми фотографиями ту самую, сделанную фотоавтоматом и вглядываюсь в наши молодые смеющиеся лица. Господи, как быстро проходит жизнь!

Оказаться бы сейчас там, в «Пингвине» с Ирой и Айварсом, выпить кофе, а после пройтись по Сумской — самой красивой улице города Харькова. Странно осознавать, что всё это — тоже теперь заграница.

Борис Аронов