Одним летним вечером Тимофей Ильич — небольшого роста, подвижный человек лет семидесяти — отправился в онкологическую клинику навестить Василия Фёдоровича — своего приятеля и ровесника, вместе с которым они проработали в одном отделе чуть ли не тридцать лет и почти одновременно ушли на пенсию. Последний раз он видел Василия Фёдоровича месяца три назад; тогда тот был здоров, по крайней мере с виду…Теперь, отыскивая нужное отделение, Тимофей Ильич говорил себе, что всё, может быть не так уж серьёзно — бывает же: положат, к примеру, человека на обследование, ничего не найдут и выпишут…
В окна палаты, в которой стояло не меньше десяти коек, било заходящее солнце. Тимофей Ильич, прищурившись, остановился на пороге и никак не мог отыскать глазами своего приятеля. Он, было, подумал, что случайно попал не туда, как вдруг услышал, что кто-то зовёт его по имени, и понял — жёлтый худой человек, лежащий у окна — это и есть Василий Фёдорович.
— Что, даже не узнал сразу? — слабо проговорил он, когда Тимофей Ильич присел на стул около кровати, — я и сам себя теперь не узнаю…
— Да брось ты…просто здесь солнце в глаза…сходу не сориентируешься, — пробормотал Тимофей Ильич и замолчал. По дороге сюда он собирался при встрече сказать своему приятелю что-нибудь вроде «кончай симулировать, пойдём пиво пить», но теперь молча стал выкладывать на тумбочку принесённые апельсины.
— Зря тратился, — покачал головой Василий Федорович, — не хочу я ничего…
И, немного приподнявшись на локтях, вздохнул:
— Говорят, в желудке у меня этот…, который с клешнями…
— Операцию будут делать?
— Нет…, сказали…пока так полечат…
В открытое окно лился запах цветущих лип. Издалека доносился уличный шум.
— Ты ж по весне вроде как в порядке был? — проговорил Тимофей Ильич.
— Да вишь, болячка эта какая подлая…поначалу только вкус у меня изменился…и больше ничего…понимаешь, ем, а вкус не тот…, ну а потом пошло-поехало…
По дороге домой Тимофей Ильич встретил в трамвае одного знакомого, и, когда тот спросил, откуда он едет, рассказал, что навещал в больнице приятеля, который болеет раком и, похоже, умирает.
— А лет ему сколько? — поинтересовался собеседник, и, когда услышал ответ, развёл руками, дескать, чего же вы хотите!
«Да, — подумал Тимофей Ильич,- видно, возраст у нас такой. Помрёшь в одночасье — никто и не удивится!»
Дома, когда Анна Петровна — жена — спросила о Василии Фёдоровиче, он только рукой махнул, а ночью долго не мог уснуть, перебирая так и этак увиденное и услышанное сегодня.
На следующее утро Тимофею Ильичу нужно было ехать в железнодорожные кассы за билетами — через две недели они с женой собирались к морю. Когда он сел завтракать — овсянка и чай — ему вдруг показалось, что у еды сегодня какой-то необычный вкус…Тимофей Ильич, было, забеспокоился, но толкотня в очереди на время отвлекла его от этих мыслей. Однако, за обедом все повторилось…Тимофей Ильич не доел суп, отказался от плова и прилёг на диван с газетой. Через несколько минут в комнате появилась жена.
— Ты заболел что ли?
— Да так…ерунда, — ответил Тимофей Ильич, и, промаявшись весь вечер, лёг спать без ужина.
Ночью он всё вспоминал слова Василия Фёдоровича о том, как начиналась его болезнь. На рассвете тихо, чтобы не разбудить жену, поднялся и согрел себе чаю. И опять вкус показался ему странным… Тимофей Ильич вылил содержимое чашки в раковину и вышел на балкон. Внизу во дворе было ещё сумеречно, но отблески восходящего солнца уже отражались в окнах верхних этажей стоящей напротив высотки.
«Что же мне теперь делать, — подумал он, — неужели к врачу идти?..»
Тимофей Ильич вспомнил, что накануне ему достались билеты на хороший поезд, грустно подумал, что с поездкой теперь может ничего не получиться, но жене решил пока ничего не говорить.
Однако за завтраком, когда он вяло ковырял вилкой омлет, Анна Петровна понемногу выведала у него всё.
— Выдумываешь ты, ей богу,- покачала головой она, — Чересчур впечатлительный под старость стал!
Но, поскольку Тимофей Ильич продолжал пребывать в дурном настроении, и даже как-то осунулся — Анна Петровна решила действовать. Когда он ненадолго спустился во двор, она стала звонить Никите — старшему внуку, который год назад окончил медицинский, работал ординатором в клинике, и, разумеется, консультировал всех родственников и знакомых.
— Так значит, второй день это с ним? — уточнил Никита после того, как Анна Петровна закончила свой рассказ.
— Второй, — вздохнула она, — то ли на друга своего насмотрелся, у которого рак, то ли в самом деле что-то есть — кто его знает!
И, помолчав немного, всхлипнула:
— Не дай бог!
В ответ внук глубокомысленно сказал: «Ага» и пообещал завтра же всё устроить.
На следующее утро Никита заехал за дедом и, несмотря на его протесты, повёз к себе на работу.
— Ты это…билеты не забудь сдать, если что, — сказал напоследок жене Тимофей Ильич.
— В каком смысле «если что»? — сердито посмотрела на мужа Анна Петровна.
— Ну, мало ли, — неопределённо пожал плечами он.
Анна Петровна демонстративно покрутила пальцем у виска, но, когда за Тимофеем Ильичем закрылась дверь, не выдержала и заплакала.
В клинике Никита шепнул своему заведующему, что это — его дед, и у него «нельзя исключить опухоль». И Тимофея Ильича чуть ли не полдня обследовали на разных аппаратах. Когда же всё было пройдено, заведующий, собравшийся было познакомить молодых докторов с диагностикой рака, вынужден был ограничиться заключением, что у людей пожилого возраста тоже встречаются абсолютно здоровые органы.
Никита с дедом возвратились домой около трёх. Узнав о результатах, Анна Петровна успокоилась и стала накрывать на стол. Однако, проглотив две-три ложки щей, Тимофей Ильич отставил тарелку.
— Что, опять вкус не такой? — покачала головой Анна Петровна, — Сказали же — всё у тебя в порядке!
— А, может, просто не видно пока…
— И охота тебе ерунду говорить!
В это время в дверь позвонили, Анна Петровна вышла в прихожую, и было слышно, как она о чем-то говорит с заглянувшей на минутку соседкой.
— Зря ты, дед, бабушку огорчаешь, — сказал Никита, принимаясь за второе.
И добавил:
— У тебя ж всегда аппетит — во какой был!
— Ну, ты скажешь — всегда! — хмыкнул Тимофей Ильич, — вот помню в детстве болел я чем-то…мать поесть принесёт, а я не хочу…фельдшер придёт, скажет — ешь, а то не выздоровеешь…, а я не хочу…
— И как же?
Тимофей Ильич сделал несколько глотков чая, поморщился и заговорил снова:
— Однажды мать в город поехала, а там на вокзале старушка кастрюльку продаёт… — «купите, — говорит, — в ней что ни сготовишь — пальчики оближешь»… Ну мать и купила…синяя такая была кастрюлька, а крышка — в красный цветочек. Потом дома кашу манную мне варила — вкуснее, кажется, ничего не ел…Так и выздоровел.
На лице Тимофея Ильича появилась слабая улыбка.
— А сейчас эта кастрюлька где? — поинтересовался Никита.
— А кто её знает. Времени-то сколько прошло!
В этот момент в комнату возвратилась Анна Петровна.
— Ну, хоть котлету съешь! — умоляющим голосом попросила она мужа.
— Что-то не хочется, — покачал головой Тимофей Ильич и ушёл к себе.
— С ума он меня сведёт, честное слово, — вздохнула Анна Петровна.
И, присев рядом с Никитой, спросила:
— У тебя, внучек, как дела?
— Представляешь, бабуль, мы тут в выходные на экскурсию собрались, а вчера из бюро позвонили, говорят — отменяется!
— А ты с кем ехать хотел?
— Да так, с подругой одной…
— Бери свою подругу, и поезжайте к нам в Ильинку. Накупаетесь, позагораете…Там в июне Даша с детьми была, а сейчас никого.
И, помолчав немного, поинтересовалась:
— Подруга-то симпатичная?
— Ничего…Катей зовут.
И добавил:
— Работаем вместе.
— Жениться тебе пора, — заключила Анна Петровна и потрепала его по густой шевелюре.
Ильинкой называлась деревня, в которой Тимофей Ильич родился и вырос и откуда семнадцатилетним парнем уехал поступать в институт. Отучившись, он остался в городе, но деревенский дом после смерти родителей продавать не стал. В бревенчатую пятистенку приезжали на выходные, а порой и на весь отпуск то одни, то другие родственники. Дом стоял на пригорке, внизу текла среди камышей медленная речка, а невдалеке шумела берёзовая роща.
До Ильинки было полтора часа езды на автобусе. Никита с Катей отправились туда в пятницу после работы и около восьми уже окунулись в парное молоко июльских деревенских сумерек.
В субботу погода испортилась. С самого утра по небу шли низкие облака, накрапывал дождь. Намеченный было поход в лес, пришлось отменить.
— Кстати, здесь на чердаке полно старых журналов, — вспомнил Никита, — хочешь посмотреть?
Журналов и в самом деле было много. Они лежали на сундуке, на полках и просто на полу. Катя переходила от стопки к стопке, а Никите попалось несколько номеров «Крокодила» и, перелистывая их, он веселился вовсю.
Между тем барабанная дробь дождя стала стихать, и, наконец, сошла на нет. Узкий солнечный луч, отыскав какую-то прореху, перечеркнул пространство чердака и, открыв глазу тысячи пылинок, упёрся в дальний угол. Там, среди разного хлама что-то синело и, когда Никита подошёл поближе, оказалось, что это… кастрюлька с мелкими красными цветочками на крышке.
— Неужто та самая? — вырвалось у Никиты, и Катя вопросительно на него посмотрела. Никита принялся рассказывать ей всё, с самого начала, а солнечный луч тем временем погас, и дождь снова застучал по крыше.
В воскресенье, едва возвратившись в город, Никита помчался к старикам. Дверь открыла Анна Петровна.
— Дед наш совсем загрустил, — стала жаловаться она чуть ли не с порога, — что ни поест — вкус ему не нравится…и всё больше молчит, а ведь недавно такой говорун был…
— А сам-то он где?
— В магазин послала, чтоб проветрился.
Она вздохнула, смахнула слезинку.
— По правде говоря, не знаю, что и делать…
— Не переживай, бабуля, — сказал Никита, — сейчас мы ему лекарство готовить будем.
И поинтересовался, доставая из сумки синюю кастрюльку:
— У тебя манка есть?
— В этой кастрюле варить что — ли, — удивилась Анна Петровна, — да разве у нас больше не в чем?
— Не спорь, бабуля, считай, так врач назначил!
Анна Петровна пожала плечами и, недоумевая, принялась варить кашу. Когда всё было готово, Никита водрузил кастрюльку на стол и прикрыл полотенцем.
— Не понимаю, к чему это всё… — начала было Анна Петровна, но тут в прихожей щелкнул замок, и в кухне появился Тимофей Ильич.
— Как отдохнул? — спросил он Никиту, но видно было, что мысли его витают где-то далеко.
— Нормально, — кивнул Никита и, хитро посмотрев на Тимофея Ильича, спросил:
— Дед, хочешь фокус?
И, не дожидаясь ответа, сдёрнул полотенце с кастрюльки.
— Вот это да! — произнёс Тимофей Ильич с радостным удивлением в голосе. — Это где ж ты её раздобыл?
— На вокзале купил, у неизвестной старушки, — засмеялся Никита, — сказала, каша будет — пальчики оближешь! Попробуешь?
Анна Петровна переводила взгляд с деда на внука и ничего не могла понять. Тимофей Ильич тем временем зачерпнул одну ложку, потом вторую…
— Ну как на вкус? — поинтересовался Никита.
Вместо ответа дед поднял большой палец и снова занялся кашей.
— Может, тебе и бутерброд сделать? — осторожно спросила Анна Петровна и, когда Тимофей Ильич кивнул, стала намазывать масло на хлеб, торопливо, боясь, что он вдруг передумает.
Борис Аронов
