Но многие знают Бориса Михайловича как поэта и прозаика, внимательно следят за его творчеством и с интересом читают новые рассказы и новые стихи. Именно в качестве литератора Борис Михайлович побывал в нашей студии. Беседовала с ним редактор «ТВ Покров» Наталья Гусева.

Корр.: Как Вам сегодня пишется,  Борис Михайлович? Какие темы для творчества Вы выбираете? Появилась возможность издать очередную книгу?

Аронов: Темы остались прежними, ведь поэзия в каком-то смысле – отражение души. Конечно, с течением времени стихи могут стать более совершенными, могут затрагивать новые темы, но их направленность остаётся прежней.  Безусловно, к своим стихам относишься очень критично, переделываешь их помногу раз, поэтому они очень дороги, как любая вещь, над которой долгое время работаешь.

Последняя книга моих  стихов вышла достаточно давно. Потом вышли две книги прозы. С тех пор написано довольно большое количество стихов, которые ещё нигде не публиковались за редким исключением. И сегодня я несколько стихотворений прочту.

Уходит день,

Порою моросит.

Осенний сад

Теряет облаченье.

И почему-то

Хочется просить

У всех прощенья.

И всё короче

Башенка свечи,

И света круг

Становится всё уже.

И тихо-тихо

Музыка звучит

Неясно где —

Внутри или снаружи.

*     *     *

Давай сегодня

Говорить о пустяках,

Давай по улицам

Бродить без цели.

Так, вдохни июль

И позабудь про бег

Минут.

Пусть наши души

Хоть чуть-чуть

Передохнут.

*      *     *

Станция.

Жёлтые клёны.

Пусто и дымно.

Поезд,

Слова у вагона:

«Ты не звони мне».

Небо остыло

И стало выцветшим ситцем.

Тянутся

Стая за стаей

В Африку птицы.

Ветер,

Скользящий по коже.

Дальние дали.

Лето догнать ещё можно,

Счастье

Едва ли.

Корр.: Борис Михайлович, Вы говорили как-то, что последние строки чаще приходят первыми и дают импульс всему стихотворению.
Аронов: Да, это манера письма, индивидуальная особенность. У меня именно так получается: сначала приходит последняя строчка или несколько строчек, а затем стихотворение выстраивается вверх. Но дело даже не в этом. Мне кажется, что в стихах, как и в прозе, нужен парадокс. Нужно найти что-то нестандартное, иначе ни стихотворение, ни рассказ звучать не будут. Процесс творчества, на мой взгляд, и предполагает поиск этого парадокса.

*     *     *

Мы жили весло,

Сполна, не зная лени.

Но вот уже и седина,

И боль в колене.

Осенней клумбы под окном

Узор ковровый,

Ужель не вспомнят нас потом,

Хотя бы словом?

Полны озёра синевой,

Желтеет поле.

А ты смеёшься,

Нам с тобой

Не всё равно ли.

А в поднебесье журавли

Кричат призывно.

Они спешат на край земли,

Почуяв зиму.

*     *     *

Аронов: В поэзии я работаю в жанре миниатюры. Чем меньше стихотворение по объёму, тем сложнее его написать. Тут каждое слово имеет значение, и переделывать приходится много раз. Иногда на четверостишие уходит неделя или две. Если стихотворение не окончено, оно вызывает ощущение неоконченного дела, которое хочется завершить. При этом в таком деле как стихосложение неуместна спешка. Бывает, что стихотворение уже опубликовано, оно даже вошло в сборник, но, перечитывая его, понимаешь, что мог бы сделать его лучше.

Похожая ситуация с готовым рассказом.

Корр.: Вы сам себе судья, или есть кто-то ещё, чьим мнением Вы дорожите?

Аронов: Я очень люблю, когда Александра Андреевна Бабанская читает мои рассказы. Она очень хорошо чувствует слово, и её мнением я очень дорожу.

Рассказ не будет рассказом, пока, повторяю, там нет парадокса, то есть, необходим необычный сюжетный поворот. Это применительно к стихам и к прозе. Написанное должно задевать читателя, не оставить его безразличным. Это касается и автора: пока вас ситуация, о которой вы пишете, глубоко не задела, ничего не получится.

Корр.: Ваши герои в прозе, кто они? Есть ли среди них реальные люди, прототипы героев рассказов? Или это персонажи, рождённые фантазией автора?

Аронов: Скажу так: есть те и другие. Одни рассказы являются полнейшим вымыслом, ведь придумать сюжетную линию несложно. Главное, чтобы найдено было то самое зерно, ради которого стоит затевать повествование. Есть и реальные истории. В последней книге прозы у меня есть рассказ под названием «Ёжик». Речь идёт о мальчике, который готовил себя к службе в  спецназе, изучал единоборства. И вот он идёт по улице, видит мяч, пинает его, а это оказывается ёжик. Потом он разговаривает со своей мамой, которая говорит ему о том, что прежде, чем кого-то защищать, сначала нужно научиться любить. Это реальная история, мне её рассказали, я её просто описал как беллетрист.

Корр.: Борис Михайлович, сфера Вашей     деятельности связана с большим количеством людей. Вы заряжаетесь от такого общения, или наоборот, устаёте?

Аронов: Нет, не устаю. Но пишется лучше в тишине. Сфера моей работы действительно связана со  многими людьми. Люди интересны сами по себе. Правда, характер работы привносит в творчество не очень весёлые нотки в рассказы и даже в стихи. Работу врача нельзя назвать весёлой.  Рассказы о врачах и пациентах, которые у меня есть, они также невесёлые. То, чем занимаешься, безусловно, накладывает отпечаток на восприятие жизни и каждой конкретной ситуации.

Корр.: Почитайте ещё, пожалуйста.

*      *      *

Апрель.

Очерчен контур крон

Зелёными штрихами.

Конверт,

Чуть слышно пахнет он

Знакомыми духами.

Скамейка, озеро, верба,

Над дрожью отраженье.

Какая мука ждать тебя,

Какое

Наслажденье.

*       *      *

Небо синее, чистое,

А под утро дождик лил.

Мне июнь в одежде ситцевой

Счастье долгое сулил.

Говорил: умей надеяться,

Всё придёт наверняка,

Обещал: июль оденется

В разноцветные шелка.

Электрички крик нерадостный,

Слово горькое: прости.

Вот уже и бархат августа

Весь повытерся почти.

Размышленья в час предутренний

И короткий выдох: зря.

На дворе лежит лоскутное

Одеяло сентября.

*       *      *

Раздумья,

Комната пустая,

Сквозняк,

Колеблющий свечу.

Как жаль, что редко совпадают

Понятья должен и хочу.

Корр.: Интересна тема поэтической музыкальности. Есть стихи, которые хорошо ложатся на музыку. Ваши тексты имеют такое свойство?

Аронов: Я никогда не мечтал о том, чтобы мои стихи были положены на музыку. Это получилось случайно. Когда у меня вышла третья книжка стихов, мой издатель, Николай Лалакин, устроил презентацию в областной библиотеке. Есть во Владимире композитор по фамилии Зубовский. Оказалось, что он написал музыку на мои стихи. На мой взгляд, стихотворение, которое он для этого выбрал, было неудачным. К счастью, он не очень громко пел, и значительная часть аудитории стихов не слышала. Ну, и местные барды что-то писали на мои стихи. Потом, в издательстве, где мои книжки издаются, есть молодой человек, бард, он писал кое-что на мои опубликованные стихи. Я люблю пение под гитару, и мне было приятно, мне нравится бардовская песня. Это моя юность, моя молодость. Но сказать, что это подвигло меня на то, чтобы писать стихи, не могу.

Корр.: Сегодня вы читали новые, ещё не изданные стихи. Хочется пожелать, чтобы они увидели свет в новом сборнике. К сожалению,  издаваться сегодня не так просто?

Аронов: Да. Вот сейчас готова к изданию новая книжка прозы, там 36 рассказов. Частично они публиковались в городской газете. И в портфеле редакции лежит примерно рассказов десять. Есть финансовая проблема, которая мешает выпустить книгу. Будем надеяться, что она как-то разрешится. Мне бы хотелось выпустить именно книжку прозы. Прозой я занимаюсь недавно, никогда не собирался этим заниматься. Первым моим опытом было описание того, как мы поднимались на гору Моисея в Египте. Неожиданно получился большой очерк. После его публикации мне был сделан комплимент и выражено предположение, что у меня будет хорошо получаться проза. Я решил попробовать. И вот уже две книжки вышли, готова к изданию третья книга рассказов.

Учась в институте, я написал пару рассказов, которые были опубликованы в студенческой многотиражке. Но тогда значение этому не придал. А вообще остановить творческий процесс нельзя. Можно взять долгую паузу, когда не пишется. Для человека, который не является профессиональным литератором, это не трагическая ситуация. Чехов отмечал, что железнодорожный кондуктор, который пишет стихи, живёт гораздо лучше, чем поэт, который не служит в кондукторах.  Пауза потом закончится, возникнет какая-то яркая мысль, впечатление, и всё получится само собой. Вдохновение, с которым написаны стихи и проза, чувствуется сразу.

Касаясь основной работы, хочу сказать, что там надо постоянно заниматься самообразованием, изучать теорию. Это занимает немало времени. И возникает проблема наличия свободных минут для творчества, чтобы подумать, написать, перечитать.

Корр.: И в завершении еще немного поэзии?

Аронов: Пожалуй.

Вечерней порой ли,

В дневные часы

В начале кленовой аллеи

Меня караулят бездомные псы,

С детства бездомных жалею.

Подходят,

И каждый виляет хвостом,

Известна собачья повадка,

А я достаю из портфеля батон

И тут же делю без остатка.

Откуда-то стриженой пахнет травой,

Машин долетает шуршанье.

А я напоследок поглажу того,

Того почешу за ушами.

Их больше становится

День ото дня,

А жизнь непроста и бесстрастна.

Достанет ли хлеба на всех у меня

И хватит ли ласки.

Корр.: Спасибо, Борис Михайлович, за эту беседу, за интересный разговор, за Ваши замечательные стихи. Думаю, почитатели Вашего таланта будут рады увидеть их на газетной полосе.

Газетную версию подготовила Галина Фомичёва

МЯЧ

РАССКАЗ

Попасть на День знаний к внуку-первокласснику Димке Анне Павловне Громовой  не удалось – в поликлинике, где она работала терапевтом,  длинные очереди у кабинетов были обычным делом, и первое сентября не стало исключением. Пришлось поздравить внука по телефону и пообещать в субботу обязательно приехать.

Субботним утром сразу после завтрака Анна Павловна отправилась в путь. Добираться предстояло через всю Москву – сначала на метро, а потом автобусом.

На площади струи фонтана взмывали в синеву, солнце грело, как в июле, но в местах, куда не проникали его лучи, уже утвердилась прохлада. На клумбах тюльпаны  уступили место георгинам, а в кронах деревьев проглядывали жёлтые пряди.

Подарок Димке Анна Павловна купила ещё в середине недели –  лёгкий полупрозрачный мяч из  белого пластика – больше баскетбольного.  На нём, как на глобусе, красовались яркие изображения континентов, морей, океанов и обитающих там зверей и птиц. Громова улыбалась, представляя себе внука с  этим мячом в тёплой морской воде (на зимние каникулы родители обещали Димке поездку в Египет): — «Будет играть и одновременно развиваться!».

У станции метро располагался газетный киоск,  в котором  Анна Павловна по субботам покупала свой женский журнал. Сегодня  знакомого киоскера Семёна Борисовича на месте не оказалось. «Буду через пятнадцать минут» — значилось на клочке бумаги, прикреплённом к внутренней стороне стекла.

 Громова любила читать в метро, поэтому решила подождать и присела на скамейку у киоска. Мимо сновали люди, по проспекту проносились машины, на детской площадке соседнего сквера  болтали двое мальчишек на вид лет восьми.

В сумке загудел мобильный телефон.  Оказалось, что пришло очередное рекламное сообщение. Когда Анна Павловна прочитала его  и подняла глаза, оказалось, что давешние мальчишки стоят почти рядом.

— Тётенька, а такой мячик в магазине продаётся? – спросил один из них – веснущатый, в бейсболке, надетой задом наперёд.

Анна Павловна кивнула.

— А дорого стоит? – поинтересовался второй, – худенький, в очках.

— Дорого,  — снова кивнула Громова.

— А можно его потрогать? – попросили мальчишки  хором.

— Можно, только аккуратно.

— Мы аккуратно, честное-пречестное!

И в следующее мгновение новые знакомые уже вертели в руках мяч, вполголоса переговариваясь.

— Гляди, написано «Африка», и лев нарисован, — проговорил  мальчишка в бейсболке.

— Ин-до-не-зия! – прочитал по слогам его товарищ,  повернув мяч к себе.  – Классный мячик!

— Попроси мамку, чтоб тебе такой купила!

— Купит она, дожидайся! Пусть, говорит, твой папаня тебе игрушки покупает, а у меня денег нет. А папка зимой последний раз приходил, да и то пьяный.

Несколько минут они молча рассматривали мяч.

— А, может тебе такой   купят? – предположил мальчишка в очках.

-Не-а! Родители за квартиру кредит отдают. Ты, говорят, сынок, потерпи, вот расплатимся – заживём по-другому!   Даже в бассейн в этом году  не пустили.

Он пошмыгал носом и замолчал.

Анна Павловна вдруг вспомнила своё детство: деревянный барак, очереди в магазинах, талоны, куклы, сшитые из тряпок.  Неподалеку от их барака, в переулке высился облицованный гранитом дом. Родители говорили, что в нём живёт номенклатура. Дети этой самой номенклатуры гуляли во дворе, обнесённом кованой решёткой. У них были красивые игрушки, но чужих в этот двор не пускали…

— Анна Павловна, голубушка, извините, что заставил ждать! – прервал её воспоминания голос возвратившегося киоскёра. – Прошу к моему шалашу.

Громова поднялась.

Мальчишка в бейсболке вздохнул, возвращая ей мяч.

— Понравился? – поинтересовалась Анна Павловна.

Ребята энергично закивали.

— Ну и берите его себе! – неожиданно для неё самой вырвалось у Громовой. Ей вдруг захотелось сделать что-то хорошее для этих детей.

-Что, насовсем? – удивился мальчишка в очках.

— Насовсем. Играйте на здоровье!

— Спасибо, тётенька – крикнули мальчишки на прощанье и помчались на детскую площадку.

Из киоска приглашающе улыбался Семён Борисович. Громова улыбнулась в ответ и  подумала, что у конечной станции метро есть большой магазин игрушек, и там можно будет  подобрать Димке другой подарок.

В киоске Анна Павловна пробыла минут двадцать – купила  журнал, полистала полдесятка других, поболтала с киоскёром о том, о сём…

Когда она вышла, мальчишек на площадке уже не было. В песочнице под рябиной  старушка в платочке играла с девочкой лет двух – то ли внучкой, то ли правнучкой, а чуть поодаль, на траве валялся какой-то бесформенный предмет белого цвета. У Громовой неожиданно ёкнуло сердце, и, когда она подошла поближе, то увидела, что это её мяч, вернее, то, что от него осталось. Широкая дыра пришлась как раз на слово «Африка», так что можно было почитать только первые две буквы.

— Хулиганьё! – покачала головой старушка, заметив Громову. – Вещь хорошую испортили, нагрязнили, а убирать кто должен?

Она поправила на девочке шапочку и продолжила.

—  Они сначала по-хорошему играли – один мяч бросит, другой поймает, а потом вдруг  как с цепи сорвались, и давай по нему ногами буцкать.  А такой мяч для футбола разве? Вот и порвали… Один другому говорит: «Ты чего?», а другой ему: «А ты чего?» Чуть не разодрались. Потом постояли немного и убежали.

Анна Павловна ничего не сказала, взяла ошмётки мяча, отнесла в урну и направилась к метро.

«Они же ещё только дети!» — твердила себе она, пытаясь пересилить пролившуюся в душу горечь.

В вагоне Громова начала было читать очерк об острове Кижи, но вскоре отложила журнал, потому, что мысли её были очень далеко от этого старинного чуда.

Часы над входом показывали пять. Обычно в это время Игорь Михайлович  уже погружался в  своё любимое кресло у телевизора. Но сегодня утром, собираясь на работу, он как на грех забыл ключи… Сына-студента дома быть не могло –  вечно болтается с друзьями чуть ли не до полуночи… Вот и пришлось ехать в институт к жене…

Пожилой охранник, выяснив, что пропуска у Горохова нет, энергично замотал головой. Игорь Михайлович стал, было, звонить на мобильник жене, но трубку она не взяла – видимо шла лекция.

Пришлось ждать «Ещё по магазинам потом потащит!»  — поморщился Горохов, закуривая. Мимо проносились машины, холодный ветер гнал по сухому асфальту жухлые листья. Шумная группа парней и девушек —  человек десять-двенадцать – появилась в дверях института. «А боялись – не сдадим – не сдадим», – донеслось до слуха Игоря Михайловича… «Айда в столовку, а потом в кино!»… «Вовку-то Вовку  со шпорой чуть  не засекли!»… «Гляньте, а вон трамвай идёт!»

Горохов проводил ребят взглядом и подумал, что в годы студенчества у них тоже была дружная группа (он заканчивал политехнический, в двух кварталах отсюда). На выпускном они наперебой твердили друг другу, что будут видеться часто, благо, большинство оставалось работать здесь же, в городе. Первое время  и в самом деле встречались несколько раз в году, но потом всё реже и реже. На работе Игорь Михайлович так ни с кем по-настоящему и  не подружился, и сам говорил, что жизнь его протекает между двумя экранами – компьютерным  и телевизионным.

Перед зданием института росли вековые ели, и само здание было старинным, с колоннадой у входа. Горохов подумал, что когда-то приходил сюда чуть ли не каждый день  — будучи студентом четвёртого курса, он познакомился со своей теперешней женой и обычно встречал её после занятий. Они украдкой целовались, а потом, взявшись за руки, допоздна бродили по городу, болтая о разных разностях…

«А теперь, — подумал Игорь Михайлович, — перекинемся парой слов за завтраком и за ужином – и всё…у неё свои дела, у меня свои …хотя …так, наверно, у всех…».

Первые снежинки замелькали в воздухе, и через несколько минут снег уже сыпал вовсю. Запахло свежестью. Горохов неожиданно почувствовал какое-то неясное волнение и вдруг вспомнил: в тот день, когда он решил сделать предложение, тоже шёл первый снег…, и сердце  учащённо билось.    И вот сейчас то, давно позабытое ощущение, затеплилось в душе…

Снегопад усилился.

«Кажется, я тогда здесь стоял… у   этой самой колонны, — подумал Игорь Михайлович, — а потом мы  на Садовую пошли, в «Акацию»…

Из центральной двери появилась жена. Горохов помахал ей, и ему вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась так, как улыбалась когда-то. Но во взгляде жены он не прочёл ничего кроме удивления.

 — А ты откуда здесь, — вскинула брови она, — случилось что-то?

— Ничего, — пожал плечами Игорь Михайлович и почему-то смутился, — просто зашёл за тобой, вот и всё.

Упоминать про забытые ключи он не стал и, помедлив, предложил:

— Пойдём, погуляем, в «Акации» посидим!

— Какая  «Акация»! Смотри,  как метёт!

— Ну и что. В тот день тоже снег шёл.

— Это в какой ещё день?.. – начала, было, жена, но вдруг осеклась, и, видно вспомнив, ласково посмотрела на Горохова, как не смотрела уже давным-давно.

— Неужто, то кафе ещё существует? – проговорила она.

— Пойдем, посмотрим.

И они пошли, как в юности,  взявшись за руки,  а снег всё падал и падал, сглаживая углы, и неуютный мир преображался на глазах.

Рассказ Борис Аронов

Самолёт делает несколько кругов над городским водохранилищем и направляется в сторону аэродрома. Скоро колёса коснутся земли, и я снова стану инвалидом-колясочником – так людей подобных мне называют в собесе. И впервые в  жизни мне хочется, чтобы полёт продлился ещё…

Рассказ Борис Аронов

Спать легли заполночь, но Круглов долго не мог уснуть: то представлялось расстроенное лицо Игоря Масленникова,  то лезли в голову речи  бывшего однокурсника… В конце концов жена включила свет и, решив, что Антон заболевает,  стала предлагать ему какое-то лекарство.

Рассказ Борис Аронов

Борис Аронов

И вот, в  одно ясное и прохладное  октябрьское утро, подходя к дому с аркой, Иван Семёнович  замечает  знакомую фигуру и жёлтым портфелем.  Старик бледноват, немного прихрамывает, но  шагает, как прежде, бодро. «Доброе утро!» — радостно произносит Захаров, поравнявшись с ним. «Мы знакомы? – удивлённо вскидывает брови старик, — что-то не припоминаю…» В это время вдали показывается автобус, и он, бормоча что-то, устремляется к остановке.  А Иван Семёнович идёт дальше и до самого вечера пребывает в хорошем настроении.

Рассказ Борис Аронов