Игорь Дмитриевич и Оксана Степановна Калачёвы разошлись тихо, без скандала. Собственно, они уже давно жили — каждый сам по себе… Почему – бог знает. Вроде бы и причин особых не наблюдалось, а вот разладились отношения – и все дела. Детей у них не было.
— Может, жизнь ещё устроить получится – тебе свою, мне свою! – сказала напоследок Оксана. – Тем более размен подходящий есть.
— В полтинник, не поздновато ли жизнь устраивать? – проворчал Калачёв.
После развода в его жизни мало что изменилось. Он по-прежнему допоздна засиживался у себя в бухгалтерии, по выходным играл с приятелями в преферанс, иногда ездил в Лужники на футбол. Случались, конечно, и женщины, но так, ненадолго — серьёзных отношений Игорь Дмитриевич избегал. «Хватит с меня!» — отвечал он приятелям, время от времени пристававшим с вопросами о новой женитьбе.
Как-то раз Игорь Дмитриевич получил письмо из родного приокского городка от одного из своих одноклассников.
«С трудом узнал твой адрес и спешу сообщить, что в начале июля состоится встреча нашего класса. И, хотя последний год ты учился не у нас, мы всё равно считаем тебя своим и потому ждём. Кстати, ведь ты не был ни на одной нашей встрече – куда это годится!»
В открытую балконную дверь вливался тёплый майский вечер, в бледно-синем небе мелькали стрижи. Калачёв отложил письмо и задумался. У них в классе были хорошие ребята… Жаль после девятого пришлось уйти… Отца-офицера тогда перевели в Ногинск под Москву. Был выпускной класс в новой школе, потом институт, работа, женитьба… В городке, где прошло детство, Игорь Дмитриевич так ни разу и не был, и ни с кем из одноклассников не переписывался.
«Как они меня нашли – ума не приложу, — удивился он, — а в самом деле, поехать что ли… Тем более — отпуск в июле… Интересно, а пассажирские там и теперь не останавливаются?»
Пассажирские поезда, как и раньше, останавливались только на станции соседнего большого города, и остаток пути Калачёв проделал на электричке.
Вокзал располагался в стороне от городка. Он был построен ещё в прошлом веке, и вставленные недавно пластиковые окна никак не гармонировали с потемневшими от времени стенами. За вокзальным зданием толпился народ – ждали автобуса. Июльский ветерок шелестел в кронах тополей, в большой луже неподалеку плескались гуси, мальчишки сновали туда-сюда на мопедах. «Совсем, как мы раньше, — усмехнулся Калачёв, — только у нас велосипеды были».
Автобус всё не ехал. Игорь Дмитриевич подождал ещё немного и решил идти пешком.
Дорога пересекала берёзовую рощу и выводила на широкий луг. За лугом синела Ока. На противоположном берегу над самым обрывом белела беседка, а чуть дальше стояли городские дома.
Между берегами курсировал паром. Он только-только отошёл от причала, и Калачёв, присев на доски, стал ждать его возвращения.
Воздух над маленьким пляжем звенел от детских голосов… Игорь Дмитриевич вдруг вспомнил, как в начале лета, после девятого он подружился с Таней — высокой светловолосой девочкой из их класса. Они переплывали реку на этом самом пароме, взявшись за руки, бродили по берегу среди ракитника и целовались, пугливо озираясь по сторонам. Вечерами, обнявшись, сидели в беседке над обрывом и строили планы на будущее. Отсюда были видны и заречный луг, и лес, и проносящиеся вдалеке поезда…
И тут, в начале августа отец Игоря неожиданно получил приказ о переводе… Калачёв хотел, было, остаться в интернате, но родители и слушать не стали. «Там же Москва рядом, столько возможностей, а здесь что?» — в один голос твердили они.
Время, оставшееся до отъезда, пролетело быстро.
— Ты же не насовсем уезжаешь, правда, ты потом вернёшься, да? — всхлипывала Таня в последний вечер. – Я в беседку буду приходить и тебя ждать!
И, прижавшись к нему, шептала:
— Всю жизнь.
Первое время они писали друг другу чуть ли не каждый день, но потом переписка постепенно сошла на нет.
«Расстояние отдаляет, — подумал Игорь Дмитриевич, отмахиваясь от мух газетой, — ничего не поделаешь. Интересно, где она теперь?»
Какая-то кошка уселась рядом с Калачёвым, внимательно посмотрела на него и, мяукнув, пошла дальше.
Коротко прогудев, причалил паром. Несколько машин вперевалку въехали на палубу, следом потянулись многочисленные пассажиры.
Игорь Дмитриевич расположился на носу и скользил глазами по приближающемуся берегу. И вдруг в беседке на круче увидел женскую фигуру в белом платье……
«Неужели это она?» – пронеслось в голове… «Нет, навряд ли…Эх, лица отсюда не видно…А, если и вправду она?… Узнала, что я приеду и пришла. Может, и у неё тоже жизнь не сложилась…»
И Калачёв внезапно ощутил в душе эхо того давнего чувства.
От пристани вела деревянная лестница, ступеньки которой кое-где сгнили от старости. Последний пролёт заканчивался у входа в беседку. Женщина обернулась на звук шагов и, прищурившись, посмотрела на него… Это и в самом деле была Таня – по-прежнему стройная, с волосами тронутыми сединой. Калачёв почувствовал, как гулко застучало сердце.
— Господи, Игорёк! Солидный-то, какой стал! – воскликнула она, одной рукой обняла Калачёва за шею и чмокнула в щёку. В другой её руке Игорь Дмитриевич увидел бинокль.
— Это я внука караулю! – засмеялась Таня, поймав его взгляд. – Выпросился на тот берег купаться. Дочка с зятем в командировке, а мы с дедом в няньках. Десять лет ему – попробуй, уследи. Правда, пока слушается.
Над рекой на небольшой высоте пролетел вертолёт.
— Ты где остановиться собрался? – поинтересовалась Таня, когда шум стих.
— Не знаю, наверно в гостинице.
— Ерунда! Давай к нам! У нас всегда все останавливаются. Мой благоверный к дому веранду пристроил – полк разместить можно. Кстати, ты его знаешь. Вовка Кабанов из «Б» класса — помнишь такого?
Калачёв кивнул и почувствовал, как неожиданная грусть пролилась в душу.
Издалека донёсся перестук колёс проходящего поезда.
— Ну, пойдем, — улыбнулась Таня, — устал, поди, с дороги! Пообедаем, поболтаем… Я щей наварила, а наливочка у нас – пальчики оближешь.
Борис Аронов
