Тридцать первое декабря было рабочим днём, и, хотя начальство распорядилось сократить его на целых два часа, сотрудники швейной фабрики пребывали в плохом настроении, потому что обещанную премию так и не выплатили. Сергей Копылов — высокий нескладный человек лет тридцати, работающий инженером в одном из отделов, выйдя на улицу пересчитал имеющуюся у него наличность и подумал, что купить сколько-нибудь приличные подарки Маше (так звали его жену), тёще и двухлетней Иришке вряд ли удастся. Поминая недобрыми словами бухгалтерию, он постоял немного в нерешительности и двинулся в сторону площади, где перед городским клубом из года в год устраивались новогодние базары.
Короткий зимний день подходил к концу, и яркие огоньки праздничной иллюминации переливались в серых декабрьских сумерках.
Большинство палаток было уже закрыто. Копылов некоторое время бродил в нерешительности, прицениваясь то к одному, то к другому и, наконец, купил жене флакончик духов, тёще — чайную чашку, а маленькой Иришке — куклу с открывающимися глазами. Последней покупкой Сергей был особенно доволен, потому что дочка хотела, чтобы глаза обязательно открывались. К тому же, спешившая домой продавщица сбавила цену, поэтому денег хватало ещё и на торт.
В кондитерской, стоя в очереди к кассе, Копылов вдруг услышал, как кто-то окликнул его. Он огляделся по сторонам и обнаружил в углу зала маленький — два на два — стеклянный киоск, из которого выглядывал Лёшка Скороходов, ещё совсем недавно работавший в их отделе.
— Спешите видеть — мелкий лавочник Алексей Скороходов, — произнёс он, когда Сергей оказался рядом.
— Давно ты здесь?
— Второй день. Позавчера допоздна эти хреновины собирали…
И Скороходов указал на конструкции, из которых состояло его торговое заведение. На полочках, прикреплённых к прозрачным стенкам, были разложены мобильные телефоны, диски, брелоки и прочие мелочи.
— А потом, может, и компьютеры продавать буду, — сказал Лёшка и добавил, — Надоело на фабрике за копейки пахать!
— А, если здесь не пойдёт?
— Поживём — увидим! Вот раскручусь — подарю тебе новый мобильник.
— Ну-ну…
— А хочешь — классную музычку прямо сейчас в твой закачаю вместо звонка!
— Какую?
— Настоящую, новогоднюю, «Джингл белз» называется.
— Моя твою не понимает! Я ж в школе немецкий учил, и в институте тоже…
— Ну, это, если с английского перевести — «звените, колокольчики» — вроде так, — сказал Лёшка и включил запись.
«Джингл белз, джингл белз», — хрустально запел магнитофон, и Сергею вдруг представился сказочный новогодний лес, тройка с колокольчиком, а в санях — они с Машей и маленькая Иришка, летящие к счастью…
Выходя из магазина, Копылов поскользнулся и ударился плечом о дверной косяк. В пластиковом пакете с подарками что-то звякнуло, и при свете уличного фонаря Сергей стал проверять — не разбилась ли, не ровен час, чашка, предназначенная тёще. Чашка была цела, и, потирая ушибленное место, он двинулся дальше.
При мысли о тёще настроение у Копылова испортилось. Она гостила у них с октября, и уезжать, похоже, не собиралась, хотя в соседнем областном городе имела трёхкомнатную квартиру, в которой жила одна. Своего бывшего мужа тёща выгнала вскоре после рождения дочери, всю жизнь твердила, что мужики — сволочи, а зятя с первого дня знакомства считала недотёпой…Это была плотная ехидная женщина лет около шестидесяти. Звали её Алевтиной Ивановной.
Улица, по которой шёл Сергей, вела на окраину. Здесь уже не было ни разноцветных гирлянд, ни ярких витрин, и только огоньки на ёлках в окнах домов напоминали о том, что сегодня праздник.
Надо сказать, что Копылов и в самом деле звёзд с неба не хватал. После окончания института никуда кроме здешней фабрики устроиться не смог (родом он был из соседней области, а там работы по его специальности не было вообще). Поселили его в общежитие — комната на четверых. Будучи человеком необщительным, компаний Сергей сторонился и вообще с людьми сходился плохо. Но однажды в гастрономе неожиданно для себя разговорился с девушкой, которая стояла в очереди впереди него. Это и была Маша. Тогда она только-только окончила педагогическое училище в своём родном городе и приехала сюда по распределению (как ни странно, распределение там всё ещё существовало, хотя называлось училище уже по-новому — колледж).
Застенчивая синеглазая Маша, по словам подруг, «ни с кем ещё до сих пор не гуляла». Сергей ей понравился и она тоже приглянулась ему…Стояло лето. Вечерами они бродили по берегу речки, около которой стоял городок, подолгу сидели на одинокой лавочке неподалёку от пляжа. На этой лавочке Сергей впервые поцеловал Машу. В октябре того же года они поженились…
От фабрики Копыловым дали комнату в семейном общежитии (о квартире и прибавке к заплате речи не шло). Через год родилась Иришка.
Они жили, как живёт большинство семей: стараясь приспособиться к настоящему и не питая особых надежд на будущее. И вместе им было хорошо.
Так продолжалось, пока вышедшая на пенсию Алевтина Ивановна не приехала «помочь дочери по хозяйству». До этого она наведывалась к ним на один-два дня, но так надолго задержалась впервые.
Вскоре после её приезда Машу как-будто подменили: она загрустила, замкнулась… Все попытки Сергея вывести жену на разговор ни к чему не приводили, и когда он прикасался к ней, Маша, как будто деревенела.
Зато Алевтину Ивановну молчаливой назвать было никак нельзя. Изо дня в день она твердила, что зять у неё — никчёмный человек, дочь — несчастная женщина, а внучка — бедный ребёнок…Сергей старался пропускать эти слова мимо ушей.
Сейчас, шагая по заснеженному тротуару, Копылов почему-то надеялся, что сегодня вдруг всё возьмёт, да и наладится: тёща ради праздника подобреет и, главное, — Маша будет такой, как раньше. Они посидят за столом, а потом, после двенадцати оставят спящую Иришку с бабушкой, а сами прогуляются к центральной площади, где сверкает огнями большая ёлка. И Маша будет весело болтать, прижимаясь к его плечу. «Джингл белз, джингл белз», — неожиданно вспомнилось Сергею, и он улыбнулся.
Общежитие стояло на самом краю городка, почти у речки. В коридорах горели тусклые лампочки, из кухонь тянуло чадом. Когда Копылов вошёл к себе, Иришка с криками: «Папка, папка!» — бросилась к нему навстречу. Он высоко подбросил девочку, потом вытащил из пакета куклу, и дочка, захлопав в ладоши, стала показывать её маме и бабушке. Жена что-то нарезала на кухонном столике, а тёща сидела у телевизора. Сергей вручил им подарки. Маша, когда он целовал её в щеку, отвернулась, а тёща, поморщившись, проговорила: «Ну, спасибо, зятёк, уважил!» — и отставила чашку в сторону. Жена налила Копылову тарелку супа и вернулась к своим занятиям, а Иришка вместе с новой куклой взобралась к бабушке на колени.
— Куколку папка купил, — заговорила Алевтина Ивановна елейным голосом, поглаживая внучку по головке.
— Куколку… — повторила девочка.
— Небось, самую маленькую…на другую, поди, денежек не хватило!
— Не в размере дело! — попытался пошутить Сергей.
— И телевизор у папки маленький, — гнула своё тёща, — а у бабушки дома телевизор большой-пребольшой!
— Больсой-пребольсой… — с трудом выговорила девочка.
— Ирочка с мамой к бабушке поедут,…большой телевизор смотреть будут.
— Мультики, — заулыбалась девочка.
— И комнатка у Ирочки будет своя, светлая, а здесь пусть папка твой живёт!
— Что же это вы ребёнка против отца настраиваете? — сдвинул брови Копылов, бросив ложку. Раздражение, копившееся в его душе долгое время, впервые вырвалось наружу.
— Напился, и дебоширить взялся! — вдруг визгливо закричала тёща. Иришка прижалась к ней и заплакала. Маша стояла спиной, и плечи её вздрагивали.
— Да вы что! Я ж сегодня ни грамма…
— Пойди, пойди, охладись! — продолжала наскакивать на него тёща.
В стенку застучали: «Сейчас милицию вызовем!»
«В самом деле, не наломать бы дров!» — пронеслось в голове у Сергея. Он накинул куртку прямо на футболку, сунул ноги в ботинки и хлопнул дверью. В коридоре присел на корточки, чтобы завязать шнурки, и услышал доносящийся из-за двери резкий голос тёщи: «Куда собралась? А ну, положь пальто! За мужиками мы ещё не бегали. Каждый день талдычу — не пара он тебе!»
На улице сыпал снег. Попадались компании, спешащие куда-то встречать праздник. Сергею вдруг вспомнилось, как в новогодний вечер через несколько месяцев после свадьбы они с Машей так же вот торопились к одним знакомым — радостные и счастливые…
Сейчас Копылову никого не хотелось видеть, и он свернул на пустынную дорогу, ведущую к речке.
По обе стороны от неё лепилось десятка два разномастных гаражей. Из-под двери одного выбивалась полоска света. Этот гараж принадлежал Семёнычу — усатому коренастому человеку средних лет, который работал механиком у них на фабрике. Когда Сергей проходил мимо, Семёныч появился на пороге и стал вытряхивать на снег окурки из консервной банки.
— Здорово, Серёга! — закричал он, увидев Копылова, — с наступающим! Заходи, погрейся!
Заметно было, что Семёныч немного «под градусом».
В гараже он достал откуда-то бутыль с мутноватой жидкостью, стакан и чашку с отбитой ручкой.
— Свойская. Давай, по маленькой за Новый год!
«Выпить, что ли, — подумал Сергей, — может, полегчает?»
Закусили солёными огурчиками.
— Жена за ними меня послала, — заметил Семёныч, наливая ещё по одной.
— А ругаться не будет?
— Из-за этого, что ли? — кивнул на бутыль Семёныч. — Я за огурцами пошёл? Пошёл! А стало быть — доброе дело сделал…Значит — имею право!
Немного помолчал и похвастался:
— Я свою вот где держу! — (он показал кулак) — бабам вообще воли давать нельзя! Ну, с праздником!
Они выпили.
— А ты, кстати, куда собрался, — поинтересовался Семёныч, закуривая, — за ёлкой, что ли?
— Да, видишь, какая история, — начал Копылов, — и заплетающимся уже языком, слово за словом рассказал всё.
— Да, бедолага,- покачал головой Семёныч, — но, вот что я тебе скажу…зря ты сейчас из дому ушёл…ей богу, до конца надо доводить такие дела…ты ж мужик! Сказал бы тёще: «Вот тебе, мамаша, бог, а вот порог!»… — и всего делов, а с женой бы сами потом разобрались…
Сергей вздохнул и с сомнением покачал головой.
— А как по-другому, — не унимался Семеныч, — если по-другому никак? Ладно, давай на дорожку по последней!
На улице Сергей повернул было в сторону общежития, но сделав всего несколько шагов, остановился. В голове шумело, мысли путались… «Погулять немного…в себя придти, …а то ещё и правда в милицию сдаст», — подумал он, вспомнив о тёще. Копылову вдруг захотелось дойти до того места на берегу, где они с Машей впервые поцеловались. Он стал карабкаться по сугробам, несколько раз сбивался с дороги, поминутно падал, но всё же, наконец, добрался и тяжело рухнул на засыпанную снегом лавочку.
Холодало, но Сергей не чувствовал, как тепло уходит из тела. Какая-то блаженная полудрёма охватывала всё его естество. Над лесом с шипением взлетали и разноцветно рвались ракеты. «Джингл белз, джингл белз!» — послышалось где-то совсем рядом. «Вот и сани… едут… — успел подумать впадающий в забытьё Копылов, — как…в сказке…» «Джингл белз, джингл белз», — звучало всё настойчивей, и каким-то ещё не угасшим уголком сознания он понял, что это звонит мобильник. Деревенеющими пальцами Сергей ещё сумел вытащить его из кармана и нажать кнопку, но удержать уже не смог. «Серёжка, Серёженька! — раздался из упавшей на снег трубки плачущий голос Маши, — ты где? Иди домой! Я не могу без тебя! Мне больше никто не нужен!»
Борис Аронов
